Нечто, написанное, мной (только в биологическом смысле) слишком давно, чтобы это имело какое-то значение. Живет себе совершенно самостоятельно в папке "недоделки". И теперь уже не узнаешь, чем руководствовался тот далекий я, пряча это самое Нечто. Я сегодняшний решил, что старому тексту не пристало отлеживаться, изображая из себя недоноворожденного. Пусть работает...
Тяжесть...
Тяжесть. Невероятная тяжесть и опустошение. Он шел, и каждый шаг давался все с большим трудом. Как будто он стал нижней чашей песочных часов. Или это все-таки были водяные часы? И, правда, скорее всего, водяные. Вот уже какая-то мокрая гадость переполняет его. Накатывает все настойчивее. Вот уже почти нечем дышать, а в глазах предательски защипало. «Вот уж нет!». Он тряхнул головой, пытаясь таким способом унять резь, но не тут-то было. Пришлось несколько раз повторить про себя: «Мужчины – не плачут!». На некоторое время слезы отступили. Нет, водяные часы вовсе не остановились, просто внутри открылся дополнительный волевой резервуар. Довольно емкий, но, как водится, не бесконечный. «Да, мужчины – не плачут. Они доводят себя до сердечных приступов или психбольницы своим «неплаканием». Они седеют и, стискивая челюсти, крошат зубы. Какие мы дураки! Лишаем самих себя самого лучшего целительного средства, предоставленного нам природой. Женщинам в этом плане намного легче». Он вспомнил Ее сдавленные всхлипывания, и все внутри сжалось. Захотелось немедленно послать все подальше и броситься назад, к ней. Прижать Ее голову к своей груди и гладить Ее волосы нашептывая, что все будет хорошо, что все уже хорошо. Хотелось бросить мир к Ее ногам, только бы она не плакала, только бы в Ее зеленых, еще влажных глазах заиграла улыбка. Только бы это улыбка коснулась прекрасных слегка припухших губ. Он представил Ее улыбающейся сквозь слезы и сам невольно улыбнулся. А потом слезы накатили с новой силой. Они как цунами обрушились на плотину его воли. Плотина выдержала, но на ладонях остались отпечатки ногтей.
Он уходил…
А она плакала и жила дальше.